Не окажемся ли завтра мы над пропастью? Без ржи
Николай ПУГОВИЦА, журналист, «Агро Перспектива» №02 2004
На окраине села Межирич, что неподалеку от Канева, стоит уникальный и, пожалуй, единственный в своем роде монумент — памятник Труду. Его соорудили из камней, вынесенных водой из Хмилянского оврага, местные жители на собранные ими же средства в начале прошлого столетия, чем увековечили свой подвиг в борьбе со стихией. Ценой неимоверных усилий им удалось остановить катастрофическое вымывание почв, загрязнение реки Рось и сенокосных угодий, перекрыть ход грязным песчаным потокам к Днепру, возвратить способность родить земле. Нынче стихия снова «в родной стихии». Для нее в стране очень благодатная почва: охрана и защита наибольшего национального богатства свелась к провозглашению призывов охранять и беречь это богатство.
Более ста лет тому назад Иван Нечуй-Левицкий в первом варианте повести «Кайдашева сім’я» рассказал о родном Надросье: «Глянешь с корсунских гор, славных битвами Богдана Хмельницкого, и по обе стороны Роси земля как бы схватилась пузырями и волдырями…» Прозаик сравнивал окружающие пейзажи с морем, на котором поднялись высокие и крутые волны во время бури, да еще с болью в сердце писал о том, что край остался без лесов — голым, опустошенным…
Холмистая местность тянется вдоль правого берега Днепра — от Триполья до Канева и дальше на юг. Она расчленена глубокими оврагами и балками. Хотя с давних времен ландшафт был почти равнинным, и землю укрывали густые дубово-грабовые леса. «Был лес и бор велик…» — написано в летописи.
Но с развитием человеческого общества началось наступление на зеленые массивы. В ХVI-ХVШ веках на значительных площадях древостой уничтожали в связи с производством поташи, селитры, стекла, смолы, дегтя, древесного угля, железа и т.д. Однако развитие всех этих промыслов не принесло столько бед лесам, как вырубка их с целью использования новых и новых участков для ведения земледелия. Фридрих Энгельс в «Диалектике природы» отмечал, что люди, которые в Мессопотамии, Греции, Малой Азии и других местностях корчевали леса, чтобы расширить таким образом площади пахотных земель, и не представляли себе, что они тем самым положили тогда начало нынешнему опустошению этих краев, лишив их, вместе с лесами, центров накопления и сбережения влаги и очагов надежной защиты плодородных почв от разрушения. Уничтожение живых бастионов, распахивание балок, крутых склонов меняли ландшафт и Киевской губернии. Постепенно стирались из народной памяти такие привычные для этих краев названия, как Грабово, Дубово, Калинское, Зеленая дубрава, Нестеров лес — вместо этого рождались новые, от которых веяло жалостью, тоской и отчаянием — Степанов яр, Бесовская груша, Лысая гора… Все более лысыми становились кручи, нахальнее вели себя талые и ливневые воды — они рвались с голых холмов к Днепру, «прокладывая» длинные и глубокие (от 30 до 70 метров!) овраги с крутыми обрывистыми склонами. Крутые овраги разрастались, поглощая ежегодно от 300 до 350 гектаров земли: пенистая муть смывала за год в Днепр и его притоки более 2 миллионов кубометров плодородной почвы.
В начале 60-х годов прошлого века в трех районах столичной области — Обуховском, Кагарлыкском и частично Мироновском — действовало около тысячи оврагов. Почти три четверти земель так называемой Ржищевской зоны были эродированными. Дорогой ценой обходились ошибки человека в обращении с природой. Забили тревогу ученые, аграрники, лесоводы. В конце 1962 года правительство Украины принимает постановление «О создании защитных зон рек Днепра, Десны и больших водохранилищ для борьбы с эрозией почв». В октябре 1963-го была создана Ржищевская гидролесомелиоративная станция (с 1991-го — гослесхоз), которой нужно было вылечить смертельно израненную землю.
Практически невероятным считалось на то время, чтобы какой-нибудь колхоз по собственной инициативе передал лесоводам хотя бы гектар пахотной (пусть и малоплодородной) земли. А тут в их руки одновременно переходило почти 6 тысяч гектаров. Это были в основном лишенные гумусного покрова площади, густо испещренные оврагами, балками, лысыми кручами.
— Когда работники станции знакомились с изуродованными, замученными эрозией участками, первое, что ощутили, — чувство неуверенности, — вспоминает бывший директор ГЛМС Николай Держанивский. — Перед нами лежали овраги длиной 5–6 километров, глубокие и широкие. Но мы понимали: если не обуздаем этих монстров, не защитим землю и реки, этого уже не сделает никто. А приложить руки было к чему: даже самый маленький провал демонстрировал свой «нрав» и требовал индивидуального подхода. Типовые схемы и решения не годились.
Работы начали с составления проекта на каждый объект и определения очередности выполнения мелиоративных операций. Учитывались крутизна и экспозиция склонов, степень смытости земли, типы лесорастительных условий. На первом этапе с целью предупреждения интенсивного роста оврагов засыпали и сглаживали бульдозерами те из них, которые имели глубину до 1 метра. Действующие вершины более глубоких (от 2 метров) обваловывали водозадерживающими валами, что оказалось достаточным для оврагов с площадью водосбора до 15 гектаров. Там, где она больше, для перевода концентрированных поверхностных вод в русла строили водосбрасывающие сооружения — шахтные, наклонно-трубчатые монолитные или сборные лотки-быстротоки на одну-три нитки. Строили обязательно в комплексе с водобойными колодцами и донными запрудами, чтобы предупредить дальнейший размыв русла оврага и подмыв главных сооружений в его вершине. Это был второй этап мелиоративных работ. Третий, когда действующие вершины закрепили простыми и сложными гидросооружениями, сводился к залеснению крутых склонов.
Урочища Калиновое, Липовое, Березовое первое и Березовое второе, Вербовицкое, Дубина, Воронов лес, Бондарев лес… Новые названия возникали после того, как новый вид приобретали еще сравнительно недавно мертвые пустыни. Их оживляли энтузиасты из ГЛМС, чьими именами и фамилиями благодарные земляки называли возрожденные уголки многострадального Приднепровья. Вот урочище Сатирово, единогласно названное так единомышленниками и товарищами начальника Стайковского производственного участка Ивана Сатиры после его смерти. «Это был лесничий от Бога, — сказал мне нынешний директор Ржищевского ГЛХ Владимир Рыжов, который начинал свою трудовую деятельность в далеком 1974-м техноруком — помощником Ивана Ильича. — Помню, первый день Пасхи, а он стучит в окно: „Федорович, пойдем березки сажать. Земля ждать не может“. Сколько оврагов засадил за свою жизнь вдоль Днепра — от Украинки до села Гребни! Построил контору, выкопал пруд, заложил дендропарк… Это был зубр в лесном хозяйстве».
Таких самоотверженных работников здесь большинство. Особенно среди слабого пола. Хотя какой он слабый? Еще девушкой в 1946 году начала сажать лес Любовь Каминник. Опояшется веревкой, чтобы не сорваться с откоса оврага, и орудует саперной лопаткой, делая лунки для саженцев. Работала лесокультурницей, бригадиром, лесником. Уникальные посадки на крутом берегу Днепра в районе Балыко-Щучинки, где теперь на высоком плато мемориал — памятник погибшим в битве за Букринский плацдарм, — это тоже творение ее рук. Как и бригадира лесокультурниц с 30-летним стажем Екатерины Лазоренко, которая избрала нелегкую профессию, по ее словам, «чтобы чувствовать родство с природой, ибо душа того желает». Как и десятком их коллег.
Осваивать же сильно эродированные массивы было нелегко, ой нелегко. Там, где условия не давали возможности даже акацию «зацепить», насекали побеги дерезы (лиции обыкновенной) и с ружья выстреливали их в стенки оврагов. Воду ведрами носили и ежедневно поливали растения, чтобы только прижились. И они приживались. На стремительных откосах, на террасах, мастерски напаханных трактористами или с помощью лошадей (до 1,2 тысячи таких полос-террас приходилось на гектар площади), по тальвегам балок, днищам и конусам выносов тянутся теперь к солнцу дубы и сосны, акации и тополя, вербы и калины, прочно скрепляя корнями почвы.
— Со времени основания ГЛМС создано 10,7 тысячи гектаров защитных лесонасаждений и 500 гектаров лесополос, построено 58 лотков-быстротоков, 68 километров земляных водозадерживающих валов, 19 погонных метров донных сооружений, — подытожил титанический труд ржищевских «лекарей» земли главный лесничий государственного лесохозяйственного объединения «Киевлес» Виталий Карман. — Тем самым на площади более 12 тысяч гектаров защитили почвы от эрозии, остановили смыв чернозема в Днепр.
Добрый след оставили после себя лесомелиораторы. До того как они развертывали работу, лесистость зоны деятельности составляла лишь 1%, теперь — 6,4. По сути, создали новый природный ландшафт, найдя оптимальное сочетание леса и поля, восстановив бывшее биологическое разнообразие — экологическую мозаику. Есть все основания гордиться созданным, радоваться, созерцая рукотворную красоту.
В октябре отмечали круглую дату — 40 лет со дня рождения станции, но не празднично на душе у творцов: чем дальше, тем больше охватывает их сердца тревога. Общее настроение наиболее полно передала лесничий Стайковского лесничества Яна Лемешко, которая начинала трудовую деятельность на ГЛМС еще в далеком 1975-м лесокультурницей.
— Вокруг еще снега лежат, а мы уже взбираемся на холмы с саженцами. Земля под ногами уползает: пока трактор нарежет одну террасу, его снесет на 5–7 метров. Постоянная опасность поджидала механизаторов, садовников. Но не скулили, не отступали, поскольку верили, что делаем нужное дело. Покорялись яруга за яругой. Особенно запомнилось залеснение нашего киевского озера Рица — теперь оно не уступает по красоте одноименному кавказскому. А тогда… Пустошь была вокруг, склоны смыты до материнской породы. Меч Колесова нельзя воткнуть — сплошной цемент. Сейчас же весной все вокруг словно молоком заливает — цветет акация. Красота неописуемая. Но больно смотреть, как кое-где бледнеет, выцветает она. Прорывает, размывает валы, разрушаются лотки-быстротоки, образуются новые овраги — плодородные поля уже перерезало возле Стаек, в Витачево, Халепье… Что дальше ждет эту землю? Страшно и представить.
— До 1992 г. гидролесомелиоративные работы полностью финансировались государством, а с тех пор денежный поток начал резко мельчать, — это уже рассказывает главный лесничий ГЛХ Василий Головко. — Если раньше ежегодно создавали по 200–300 гектаров насаждений, то теперь — в пределах 20. Лучшие земли распаеваны, худшие же не нашли владельца, вот и гуляют, деградируя. Эрозия там снова правит бал. Нет средств не только на строительство новых гидросооружений, но и на поддержание в должном состоянии старых. Почти треть водозадерживающих валов уже размыта, выведена из строя, в аварийном состоянии лотки, запруды… Мы стали заложниками своего труда.
— Пошли вторичные эрозийные процессы, и если не остановить их, нас ждет катастрофа, — не скрывает боль и директор ГЛХ Владимир Рыжов. — Мы делаем все, что можем и не можем, но силы неравные. Бюджетного финансирования едва хватает на оплату труда лесной охраны, на организацию борьбы с вредителями и болезнями, с пожарами. Практически, не имея лесосырьевых ресурсов (насаждения первой группы), не имеем возможности развиваться. Несколько лет назад на базе гослесхоза было проведено совместное выездное заседание коллегии Госкомлесхоза и Комитета Верховной Рады по вопросам экологической политики. Народные депутаты восхищались увиденным, высказывали мнения о потребности закладывания в госбюджет средств для воссоздания и расширения комплексов агролесомелиоративных сооружений и защитных насаждений. Слова их были теплыми, но это только слова. А овраги не дремлют… Эрозия прогрессирует. Летят в пропасть кубометры бесценного чернозема, сужается клин ржаной, пшеничный. Особенно угрожающих масштабов приобрела стихия и на знаменитой каневской земле — в сердце страны. Но это уже следующий объект нашей экспедиции.
